Как спустя 25 лет живут семьи трех погибших защитников Белого дома

Они стали главным символом августа 1991 года. Одни их считали последними Героями Советского Союза, другие — первыми Героями России.

Дмитрий Комарь, Владимир Усов и Илья Кричевский погибли 25 лет назад, в ночь на 21 августа 1991 года, во время августовского путча.

На въезде в тоннель под проспектом Калинина (ныне Новый Арбат) на Садовом кольце они пытались остановить колонну бронетехники Таманской дивизии, которая выполняла указания военного коменданта Москвы, назначенного ГКЧП.

24 августа 1991 года их хоронила вся страна. Состоялся траурный митинг, трансляции шли по всем центральным каналам. Спустя годы годовщину августовского путча вспоминают уже без всякого пафоса и официоза. Более того, все больше становится сторонников ГКЧП, и даже звучат призывы поставить памятник «путчистам».

Накануне круглой даты спецкор «МК» узнала, как живут семьи «защитников демократии» и какими они помнят своих близких.

фото: ru.wikipedia.org

По приказу министра обороны Язова в Москву были введены войска и спецподразделения КГБ.

«Все награды сына пропали»

Дмитрию Комарю было только 22 года.

— Со дня гибели сына прошло 25 лет, а для меня все как будто было вчера, — говорит Любовь Комарь. — Дима был моим первенцем. Из трех детей он мне был ближе всего. Муж у меня военный, сутками пропадал на службе, и по поводу всех житейских дел я советовалась с Димой. Помню, когда забеременела третьим ребенком, спросила не у мужа, а у Димы: «Хочешь брата или сестру?» Он говорит: «А ты хочешь?» Я в ответ: «Хочу. А ты поможешь?» Димка расплылся в улыбке: «Помогу!» Он потом на свидания с девочками ходил, одной рукой толкая коляску с Алешей, а другой крепко держа за руку Таню. С ними двумя и на футбол бегал. Стал для них и отцом, и нянькой.

Дима Комарь мечтал стать летчиком. Ездил на аэродром в Чехов прыгать с парашютом. Прошел три медкомиссии, но на последнем этапе у него обнаружили нарушение в проводящей системе сердца — утолщение пучка Гиса.

— Когда Дима был маленький, мы жили в военном городке под Рузой в финском домике, который строили еще пленные немцы. Пока растапливали печь, приходилось ходить в шубах. Дима за три года семь раз переболел воспалением легких, что дало осложнение на сердце.

На недуг Дмитрий не обращал внимания, продолжал тренироваться, и, удивительно, его признали годным для службы в ВДВ. В 1986 году он попал в учебку в Литву, в Гайжюнай.

— Я ездила на его выпуск из учебного центра. По своим каналам узнала, что одна рота попадает в Таджикистан, другая — в Чехословакию. А рота сына — в Афганистан, где тогда шла гражданская война. Попыталась было уговорить сына перевестись, он сказал как отрезал: «Ребят не предам».

В Афганистане они сопровождали колонны с бензовозами. Были практически живыми мишенями. Душманы их расстреливали из засады в упор. Сын был дважды контужен, переболел желтухой. Из 120 человек их роты в живых осталось не больше 20.

Домой Дима Комарь привез три медали, в том числе «За боевые заслуги», благодарность от правительства Афганистана. Устроился работать водителем автопогрузчика. А 19 августа 1991 года страна увидела на телеэкранах «Лебединое озеро» и узнала аббревиатуру ГКЧП. Самопровозглашенный Госкомитет по чрезвычайному положению, выступая против перестройки и проводимых реформ, предпринял попытку госпереворота. В Москву были введены войска и спецподразделения КГБ.

— Мы жили тогда в военном городке в Истре. По телевизору показывали митинги и баррикады. Дима был далек от политики, помню, сказал мне: «Мне там делать нечего. Я навоевался в Афгане на всю оставшуюся жизнь». Но во вторник, уезжая с работы, сын услышал, как вице-президент России генерал Александр Руцкой призывает всех воинов-«афганцев» на защиту «Белого дома». Взывал к их чести, разуму и сердцу. А «афганцы» — это ведь особый народ, по сути, братство, друг за друга готовы идти и в огонь и в воду. Встали и пошли за Руцким как на войну. Потом мне Гена Веретильный, который сам был ранен, рассказал, как развивались события в ту страшную ночь.

Около полуночи военные на бронетехнике продвигались к Белому дому — резиденции новой российской власти. (По версии следствия, колона с порядком комендантского часа двигалась в сторону Смоленской площади в направлении от Белого дома.) Путь им около тоннеля под Калининским проспектом перегородили сдвинутые троллейбусы и грузовики. Дмитрий, служивший в ВДВ, запрыгнул на одну из БМП с бортовым номером 536 и попытался закрыть брезентом водителю смотровую щель, чтобы не пропустить машину дальше.

Дмитрий Комарь.

— Механик-водитель стал совершать резкие маневры. Ударился бортом о колонну, раскрылся десантный люк. Дима сунулся туда, и в это время офицер в него выстрелил. Он ранил сына, Дима был еще живой, зацепился ногами за люк. Машина рванула назад, волоча за собой беспомощное тело сына. Ему на помощь ринулся Володя Усов. Механик-водитель дернул машину, БМП переехала и Володю, и Диму.

Рядом стоящий Илья Кричевский начал кричать: «Что же вы, с…, делаете? Вы двоих уже убили». Тогда офицер выстрелил ему прямо в лоб. Это случилось в течение 20 минут, с 0.20 по 0.40. Трое погибших. Сначала в документах было написано, что экипажам выдали холостые патроны. Потом стали говорить, что ребята погибли от неприцельных предупредительных выстрелов вверх через люк и рикошета…

То, что сына нет в живых, Любовь Комарь долго не могла осознать. Сказался шок.

— Я пришла на работу, мы должны были ехать в командировку в Горький. Но машина внезапно сломалась, как будто некая сила пыталась меня остановить. Тут прибегает начальник отдела кадров Надя с опрокинутым лицом. Я спрашиваю: «Мама?» Она качает головой. Я не могла подумать, что беда случилась с сыном. Он мне накануне позвонил из Москвы, сказал, что задержится у одноклассницы. Я была спокойна за него. Потом меня подозвали к телефону, мужской голос сказали: «Ваш сын мертвый». Я отозвалась: «Как мертвый?» На том конце раздраженно ответили: «Вот так. Лежит на полу». Это был работник Истринской мебельной фабрики, где Дима раньше работал. Потом я разговаривала с этим человеком, он не поднимал на меня глаза.

После страшного сообщения я плакать не могла. Меня привезли домой, я спокойно рассказала домашним о случившемся… Но сама так до конца и не осознала, что старшего сына больше нет. Уже потом меня начало трясти и колотить…

Дмитрия Комаря, Владимира Усова и Илью Кричевского хотели похоронить на Красной площади.

— Я сказала: «Ни за что! Только на кладбище». Решили: раз ребята погибли вместе, то и лежать должны под одной плитой. Они нашли упокоение на Ваганьковском кладбище. Володю Усова я так и не видела, его хоронили в закрытом гробу. По Диме тоже проехалась БМП. Из морга пришли специалисты, взяли фотографии сына, чтобы «слепить» (восстановить) ему лицо. Диму хоронили в парике, это были не его волосы.

Каждые три часа Любови Ахтямовне вызывали «скорую», делали один укол за другим.

— Накололи так, что началось воспаление, инфильтрат. На 9-й день после смерти сына пришлось делать операцию, мне выкачали 750 граммов гноя. Но физическая боль в чем-то приглушила душевные муки. Когда Дима погиб, только Таня с Алешей удержали меня на этом свете.

Любовь Комарь признается, что после смерти сына у нее изменилось восприятие действительности.

— На юбилей мне подарили красивые настенные часы. После того как Димы не стало, я не могла уснуть, когда они работали. Мне казалось, что они очень громко тикают, их звук эхом отдавался у меня в голове. Хотя раньше я при этом спала и не замечала их хода. Теперь эти часы у меня стоят незаведенные, украшают интерьер.

Президент своим указом посмертно присвоил «защитникам Белого дома» звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда». Их семьи получили от ВАЗа подарок — «Жигули».

Правительство Москвы выделило семье Дмитрия Комаря 3-комнатную квартиру в престижном районе столицы. Родители стали получать солидную пенсию за погибшего сына.

— Обиды на военных не осталось?

— Они выполняли приказ. У «путчистов», может, и были благие намерения, они искренне хотели улучшить жизнь в стране. Но действовали непродуманно. Их самая большая ошибка была в том, что они ввели в столицу бронетехнику. Армия не должна быть жандармом своего народа, она должна его защищать.

Отец Димы Комаря, Алексей Алексеевич, будучи военным, очень тяжело переживал смерть сына. Личная трагедия наложилась на служебные неприятности.

— Муж служил в войсках ПВО, защищал небо Москвы, был начальником штаба. И в его дежурство на Васильевском спуске на легкомоторном самолете приземлился немецкий пилот-любитель Матиас Руст. А муж тогда не мог дозвониться ни до кого из генералов, кто был в бане, кто на рыбалке. Виноватым сделали его. В 47 лет его отправили на пенсию. Муж считал, что его несправедливо уволили из армии. Расслабился. Больше нигде ни дня не работал.

У Любови Комарь из всех наград и наградных документов сына осталось только удостоверение на «Золотую Звезду» и приказ.

— Все награды Димины пропали. Муж на 9 Мая пошел показать их знакомым, и его ограбили, — говорит Любовь Ахтямовна.

Бывая на Ваганьковском кладбище, на могиле сына, Любовь Комарь вспоминает, о чем мечтал Дима.

— У него была девушка Маша, он собирался жениться. Хотел, чтобы у них была отдельная квартира. Мы с Машенькой дружим и по сей день, встречаемся с ее мужем и детьми. Недавно вспоминали, как Дима, отдыхая в Лазаревском, спасал людей после схода мощного селя. Пострадавшим отдал и свой номер на турбазе, и свои карточки на еду. Сам был голодный, спал на полу. Он всегда защищал обездоленных. Я сама такая. Мне дед, полный кавалер Георгиевского креста, говорил: «Мимо несправедливости не проходи». А Дима был копией деда. Он был кудрявый, и у Димы, единственного из трех детей, были волнистые волосы и характер дедов.

Августовский путч случился 25 лет назад. Многое теперь видится по-другому. И все чаще можно услышать вопрос: «За что умирали «защитники Белого дома»?

— Ребята тогда погибли не зря, — говорит Любовь Комарь. — Кто-то должен был остановить эти танки, это безумие. Их смерть отрезвила многих. Когда пролилась кровь, министр обороны маршал Язов дал приказ войскам стоять на месте, а утром начался их вывод. Потом я слышала: «Как мы рады обретенной свободе, теперь что хотим — то и говорим, куда хотим — туда и едем». Я думала: «А мне это надо?» Мы же переняли у Запада не самое лучшее. Взять то же отношение детей к родителям или любовь к книгам…

Нет уже в живых отца Дмитрия Комаря. Прах Алексея Алексеевича поместили в колумбарий на Ваганьковском кладбище, рядом с могилой сына. Любовь Ахтямовна по-прежнему активна и деятельна. Будучи по специальности товароведом, уйдя на пенсию, работает кастеляншей в фитнес-центре. У нее подрастает внучка Даша.

Прощаясь, она говорит:

— Мне сказали: отпусти Диму. Я его отпустила. А он все равно присутствует, снится мне. Один сон повторился уже дважды. Дима приводит лошадь, я сажаю на нее Таню, Алешу, лошадь удлиняется, на ней появляются еще детки. Дима мне говорит во сне: «Мама, ты веди ее, я тебя защищу». И начинает отстреливаться из пулемета. Я кричу ему: «Только ты спасись, спасись...» Он успокаивает: «Иди, мама, все будет нормально». Это он меня не отпускает. Я знаю, что Дима — мой ангел-хранитель. Я постоянно чувствую его присутствие за левым плечом.

«Для сына главное было не демократия и Ельцин, а беззащитные люди»

Владимиру Усову было 37. Во время августовского путча он работал экономистом совместного предприятия «Иком».

— Баррикады оказались рядом с их офисом, который располагался в гостинице «Белград», и, конечно, сын не мог остаться в стороне, — говорит мама Владимира Софья Петровна Усова. — Время было смутное. Зная Володино обостренное чувство справедливости, коллеги пытались его остановить, твердили: «Не ходи туда, там танки, солдаты». Сын был непреклонен: «Там женщины и дети. Кто их защитит?» Для него главное было не демократия и Ельцин, а беззащитные люди.

Володя был добрым, даже сверхдобрым человеком. Он и на БМП этот полез, чтобы вытащить молодого человека. По всей видимости, сыну показалось, что парень ранен, он хотел отцепить его от тяжелой машины.

Ровно в тот момент, как погиб Владимир, Софья Петровна проснулась.

— У меня в голове стоял такой гул, будто в метре от меня идут танки. Хотя слышать бронетехнику я не могла. Мы жили тогда в районе ВДНХ. А накануне мне приснился вещий сон. Мы с мужем стояли у окна, а с моря волны выносили на нас черные кресты. Один из них задел за угол нашего дома. Я сказала тогда мужу: «Надо же, и нас зацепило…»

Владимир в 9 утра обещал позвонить Софье Петровне. Телефон молчал.

— Я включила радио, а там как раз рассказывают о событиях минувшей ночи, о трех погибших защитниках Белого дома. Я почему-то сразу поняла, что среди них наш Володя. Тут же позвонила ему на работу, трубку подняла девушка. Говорю: «Где Володя?» Она молчит. Мои худшие опасения подтвердились…

Владимир Усов.

Владимир был единственным сыном у Софьи Петровны и адмирала Александра Арсентьевича Усова. Срочную службу проходил во флоте, в береговых частях в Калининградской области и в Белоруссии. Как отец, военным не стал. По словам Софьи Петровны, опять же через свою скромность и доброту.

Гусеницы, которые раздавили сына, прошлись и по его отцу. Адмирал Усов ушел в отставку, сильно болел, умер в 2010 году.

Софья Петровна сейчас большую часть времени проводит на даче, которую своими руками построили муж с сыном. Ее часто навещают внучки и правнучки. Бывают в ее жизни особенно счастливые дни. Когда снится сын.

— Недавно он во сне мне говорит: «Мама, я живой!» Просыпаюсь в слезах от счастья. А на тумбочке портрет в черной рамке… Но я верю, что Володя рядом, душа-то у нас живая.

На все памятные даты и большие церковные праздники Софья Петровна приходит на могилу сына на Ваганьковское кладбище. Про политику она говорить не любит. Жизнь в Советском Союзе не приукрашивает.

— Жили тогда тяжело и скудно. Магазины были пустые. Хочется верить, что Дима, Володя и Илья переломили ход событий в августе 1991 года, — говорит Софья Петровна. — Если бы ребята не остановили бронетехнику, жертв могло быть очень много.

Многое из Володиных вещей Софья Петровна отправила в Магадан. В школе, где он учился, создали музей его памяти.

— Остались книги сына. Фантастику, которую он так любил, я сейчас перечитываю Володиными глазами.

«Два дня искали Илюшу по всем больницам»

Про архитектора Илью Кричевского его сестра Марина говорит:

— Брат на баррикадах в ту ночь оказался, конечно, не случайно. Он вообще был неравнодушным человеком, что называется, оголенный нерв. Это стало понятно, когда мы начали изучать его стихи. Илюше в 1991 году было 28, мне — 26. Я была уже замужем, но мы жили все вместе в 3-комнатной квартире, в пятиэтажке. Брат относительно недавно вернулся из армии. Он проходил срочную службу уже после окончания института, достаточно взрослым человеком. Сначала была танковая учебка в Шали, потом он служил в казачьих лагерях под Новочеркасском. Судя по его немногочисленным рассказам и письмам, на первых порах ему пришлось в армии несладко. Потому что москвич, к тому же еврей. Потом брат уже втянулся, стал на заказ для девушек сослуживцев писать на дни рождения стихи. Завоевал уважение.

Илья Кричевский был увлечен стихами и театральной студией. Прекрасно рисовал. По возращении из армии прочитал «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына и рассказы Шаламова. Когда случился августовский путч, узнав из новостей, что происходит, оделся и ушел из дома.

Илья Кричевский.

Потом выяснилось, что Илью Кричевского позвал на баррикады сослуживец из Жуковского. Они в армии были танкистами, и тут выяснилось, что на столицу «путчисты» двинули бронетехнику.

— Армейский товарищ потом затерялся в толпе, а Илюша пошел к танкам, на самую передовую. Он был там без документов. Но когда уже подъехала «скорая», сослуживец назвал Илюшину фамилию. И на следующий день утром по «Эху Москвы» фамилию Кричевский услышала моя однокурсница. Мы все вместе учились в архитектурном институте. Позвонив нам домой, она осторожно спросила: «А Илюша дома?..» Потом мы два дня искали его по всем больницам. Нам не очень любезно отвечали. Погиб он во вторник, и только в четверг мы нашли брата в морге.

Потом были похороны и суд. Против военных было возбуждено уголовное дело. Следствие длилось 4 месяца. Экипаж БМП №536 был оправдан. У них был приказ не допустить захвата оружия, боеприпасов и военной техники. А стреляли они якобы только вверх, для самообороны.

— Только недавно мне на глаза попалось Илюшино свидетельство о смерти. Там написано: пулевое ранение. В ходе судебных заседаний было установлено, что был отдан приказ и человек защищался. Но пуля была явно не шальная. Мы потом просмотрели множество кадров хроники той ночи, где отчетливо слышен Илюшин голос. Он кричал: «Что ж вы делаете, вы ж в людей стреляете». Офицер стрелял в того, кто возмущался, на голос… Причем к тому времени уже погибли двое других ребят.

Мамы Илюши, Инессы Наумовны, не стало в 2002 году, через 11 лет после смерти сына.

— Врачи говорили, что у нее сердце было все в рубцах, она перенесла несколько микроинфарктов, — рассказывает Марина. — Они были очень близки с братом. Илюша и внешне был на маму похож. Именно ей ночами он читал свои стихи.

Отец Ильи, Марат Ефимович, сохранил комнату сына в прежнем виде. В шкафу висят вещи сына, на полках стоят тетради Ильи.

— 25 лет прошло, но для нас это до сих пор очень больно. Еще когда мои дочки подрастали и на уроках истории проходили события, связанные в ГКЧП, мне страшно было от осознания того, что Илюша вошел в историю.

— Как воспринимаете те события относительно нашей действительности?

— Это очень болезненный вопрос, потому что все, что сейчас происходит, очень неоднозначно, сложно, обидно, грустно, и заслуженно, и незаслуженно… Я сейчас встречаю очень уважаемых мною людей, и на вопрос, какое из событий в своей жизни они могут назвать самым ярким, они говорят: «Три дня в августе». Меня это каждый раз трогает до глубины сердца.